Танкист живет три боя. Дуэль с «Тиграми» - Страница 75

В дальнейшем немцы учли несовершенство конструкции, доработали одноразовый гранатомет с кумулятивным подкалиберным боеприпасом, увеличив дальность выстрела до 60 метров. К тому же в условиях городского боя, что чаще происходило в Германии из-за обилия маленьких и больших городов, фаустнику было легче спрятаться в подвале, на этажах. И здесь, в городских условиях, фаустпатрон проявил себя в полной мере.

В самом начале боевых действий на территории Германии наши командиры не осознали в полной мере коварства и мощи этого нового оружия и действовали в городе, как в поле, не перестроившись организационно. По улицам шли танки, подавляя огнем пушек и пулеметов сопротивление немцев, а сзади их сопровождала пехота. Танки и самоходки беспощадно расстреливались. Бронетанковые части стали нести серьезные потери. К тому же в условиях городского боя проявился еще один недостаток бронетехники: у пушек не хватало возвышения, был мал угол подъема ствола, из-за чего невозможно было поразить цели, расположенные выше третьего этажа.

В этих условиях танкисты нашли выход. Они пускали вперед легкобронированные зенитные установки, которые изначально создавались с возможностью вести огонь в зенит. Огнем подавляли очаги сопротивления. Вместе с ними передвигалась пехота, «выкуривавшая» из домов немцев. А уже немного поодаль, метрах в двухстах, вне досягаемости фаустпатронов шли танки.

По указанию властей мирное население закладывало кирпичами оконные и дверные проемы, оставляя лишь амбразуры для стрельбы. Поперек улиц воздвигались так называемые «заборы». В землю вкапывался ряд бревен; параллельно ему на удалении 4–5 метров – второй ряд. Пространство между рядами забивалось камнями и песком. Для машин, легких танков препятствие становилось непреодолимым.

Наши танкисты и самоходчики нашли выход. Танки расстреливали «забор» из пушек, а потом гусеницей и броней проделывали проходы. А если угловые здания, к которым обычно примыкали «заборы», были малоэтажными, в один-два этажа, так не мудрствуя лукаво били их лобовой броней в стены и проезжали через проломы, ведя за собой пехоту.

Из-за острой нехватки бронетехники немцы стали воздвигать бронедоты. Прямо на улицах из бетонных блоков устраивалось укрытие, на него устанавливалась башня от танка, как правило – от «Пантеры», обладавшей хорошей броней и мощной пушкой. На перекрестках устанавливались неисправные танки – с поломанным двигателем или разбитой ходовой частью, использовавшиеся как неподвижные огневые точки. И Павел удивлялся надписям на стенах зданий – почти на каждом было выведено краской: «Победа или смерть!» или «Победа или Сибирь!» И даже: «Смерть или капитуляция!» Конечно, надписи эти оставляли не жители, а чиновники министерства пропаганды Геббельса. У жителей была одна задача – выжить любой ценой. Те, кто имел родственников в глубине Германии, заблаговременно перебрались туда. Находились и те, кто имел родственников за границей, вот только пограничники не выпускали людей за кордон. Питание в тыловых немецких городах было скудное, а во фронтовых его не было вовсе. Мало того, что не было электричества – прекращалась подача воды, а госпитали и больницы были переполнены.

В таких условиях батарея получила приказ поддержать «огнем и гусеницами» нашу пехоту, штурмовавшую немецкий город Наумбург. Танкисты уже успели взломать оборону города с востока и заняли несколько кварталов. Самоходки и пехота атаковали город с южной стороны.

В город удалось ворваться. Пушечным огнем самоходки подавляли пулеметные гнезда. Пехоте с трудом удавалось очистить от неприятеля дома. Дрались за каждый этаж, за каждую квартиру. Жители укрывались в подвалах.

За каждой самоходкой был закреплен пехотный взвод. Когда солдаты не могли ворваться в здание, поскольку входные двери были заколочены, подбегал их командир.

– Эй, самоходы! – Младший лейтенант бил рукояткой пистолета по броне. – Вон в то здание войти не можем, помогите!

Иногда решали вопрос выстрелом в стену фугасным снарядом. Чаще же самоходка ударяла корпусом и проламывала свежую кладку, державшуюся непрочно.

На соседней улице подбили фаустпатроном самоходку из их полка. К ней подобралась другая, чтобы вытянуть ее на тросе буксиром, но сожгли и ее. Поскольку улицы старых городов Германии были узкие, фаустпатрон становился едва ли не самым грозным и эффективным противотанковым оружием. Снаряд его прожигал кумулятивной струей малюсенькую – в несколько миллиметров диаметром – дырку в броне, но обладал мощным заброневым действием. Экипаж погибал, а боевая машина иногда выглядела целехонькой.

Ближе к вечеру по броне самоходки постучал рукоятью «ТТ» командир приданного взвода:

– Самоходы! за перекрестком, на улице, что вправо идет, стоит немецкий танк. Из пулемета шпарит, головы поднять не дает.

– Какой танк-то? Сам его видел?

– Большой, с крестами!

Павел спрашивал в расчете на то, что младший лейтенант хотя бы скажет, самоходка это или танк. А он – «большой»!

– заряжай бронебойным! Иваныч, вперед до перекрестка. Там поворачиваешь направо, и сразу – остановка.

– Понял, командир.

– Толик, немца сразу в прицел – и бей. Похоже, танк к перекрестку близко стоит. Если у него башня к нам развернута, времени будет мало.

– Сделаем, командир! Лишь бы не «Тигр»!

Самоходка взревела мотором и двинулась к перекрестку. Когда до него осталось три десятка метров, из-за угла показалась корма танка T-IV – он пятился задом. В голове у Павла пронеслось: «Не успеваем пушку довернуть!» И сразу же: «Надо его таранить!»