– Плохо, в школе надо было учить язык врага.
– зачем он мне?
Снова заработала рация:
– Сазонов, перебирайся на нашу сторону.
Самоходка переехала железнодорожные пути.
Перед бронепоездом выстроилась вся его команда – человек около ста. Павел полагал, что немцев должно быть больше.
СУ-100 подъехала к своим. Павел выбрался из рубки и подбежал к машине комбата.
– Товарищ капитан! Ваше приказание выполнено, бронепоезд подбит.
– Молодец, лихо поработал! И бронепоезд задержал. Вот что, бери свой экипаж и пройди по поезду – не спрятался ли кто? заодно посмотришь, чего мы там натворили.
– Есть.
Иван Иванович остался в самоходке, а Павел с заряжающим и наводчиком забрались в бронированный вагон. здесь как будто бы Мамай прошелся: пулеметы были сорваны с креплений, коробки с лентами валялись на полу. И трупы, трупы… Везде было полно крови. Вот почему так мало пленных.
На стенке вагона Павел насчитал три пробоины, все – с правой по ходу поезда стороны. Стало быть, не его попадания, а его товарищей по оружию.
Через тамбур они перешли в пушечный вагон. На обеих стенках его зияли пробоины, следы пожара, валялись пустые огнетушители – немцы пытались сбить огонь, и им это удалось. Но и здесь было не меньше десятка погибших.
Павел осмотрел и пощупал бортовую броню. Точно, миллиметров двадцать пять, не больше. Стало быть, пробить стенку вагона можно было из их орудия даже издалека, километров с полутора. А он-то, наивный, думал, что у бронепоезда толщина брони, как у танка. Будь так, рельсовый путь не выдержал бы такой тяжести.
Павел с экипажем прошли остальные вагоны и везде встречали примерно одинаковую картину разрушений. Второй пушечный вагон выглядел даже еще хуже, он почти выгорел изнутри.
Павел со своими людьми выбрался из поезда и подошел к комбату:
– Одни убитые.
– Ну да, осколки от внутренних стен отражаются, потому всех наповал. Возись теперь с пленными! – недовольно бросил он. – Переведи им: пусть строятся и идут за нами. Кто не может идти – пусть на моторные отсеки садится.
Павел подошел к немцам. Все они были одеты в черную танковую форму.
– Кто старший?
– заместитель начальника поезда обер-лейтенант Ферлах! – четко доложил офицер.
Павел с интересом оглядел его форму. Это была уже знакомая ему форма танкиста – черная, с розовыми кантами на маленьких погонах.
– Сдать личное оружие! – распорядился Павел.
Унтер-офицер и офицеры сложили в кучу пистолеты.
– Раненые есть?
– Есть, господин лейтенант.
– Выйти из строя.
Немцы медлили. В строю стояли солдаты с бинтами на руках, ногах, головах. Но Павел видел в их глазах страх. Немцы боялись выходить, думая, что русские сразу их расстреляют.
– Раненым сесть на самоходки, остальные пойдут пешком. Ни один из вас не будет убит, ваша война закончилась, – успокоил их Павел.
Раненые вышли из строя на три шага.
– Идите к самоходкам. Остальным – направо, шагом марш! Ферлах, командуйте своими людьми. Только без попыток к бегству, сами понимаете, чем это чревато.
– Слушаюсь, господин танкист!
Ферлах громко отдал команду. Строй повернулся и замаршировал.
Павел подбежал к комбату.
– Ты что им сказал? – поинтересовался комбат.
– Раненым на самоходки, остальным – идти.
– Ну да, правильно. Тогда уж езжай впереди, а мы сзади, вроде как в охранении. Доведем до пехоты, сдадим под расписку.
– Слушаюсь.
Павел забрался в свою самоходку. Раненые немцы боязливо рассаживались по боевым машинам – на каждую влезли по десятку. Понятно, что многие из них пешком не дошли бы – Павел видел, как их вели под руки и подсаживали на броню их сослуживцы.
Самоходки стали медленно сопровождать колонну.
Идти немцам пришлось часа два, и все это время самоходки ползли черепашьим шагом. Идти по раскисшей земле было тяжело – на сапогах немцев налипло по здоровенному кому грязи. Но самоходчики довели колонну пленных до пехотного полка, и комбат сдал их контрразведчикам под расписку. Уже в полку комбат, радостно потирая руки, сказал:
– Ну, Сазонов, коли дырку в гимнастерке!
– зачем?
– Для ордена. Представления на тебя и экипаж писать буду. Бронепоезд мы уничтожили? Уничтожили! Команду его в плен взяли? Взяли – аж девяносто шесть человек!
Через две недели Павел и в самом деле получил награду – орден Красной звезды, а члены экипажа – медали «за отвагу».
Обмывали награды всем экипажем.
Подвыпив, Анатолий потер медаль рукавом комбинезона.
– Будет с чем с войны вернуться, пусть завидуют. Жалко, Игорь не дожил.
Помянули, не чокаясь, Игоря – светлая ему память.
А война шла своим чередом. Полк почти каждый день участвовал в боях. Фронт медленно, иногда по два-три километра, а иногда и по тридцать перемещался вперед, все ближе и ближе к сердцу Германии, к Берлину.
Гитлер бросил на Восточный фонт все резервы, перебросил с западного фронта боеспособные части, призвал в фольксштурм почти всех мужчин – от подростков до стариков.
На территории Германии наши танкисты и самоходчики столкнулись с массовым применением немцами фаустпатронов. В немецкой армии это оружие было уже два года, но первоначальный вариант пехоту не устраивал. Панцерфауст имел дальность стрельбы всего тридцать метров и в условиях полевых действий был далек от эффективного использования. Ну какой танкист в здравом уме в голом поле подпустит к себе фаустника на расстояние пистолетного выстрела? При штурме же окопов и траншей впереди танков шла пехота, автоматным огнем или штыком «вычищающая» немецкие траншеи.