– Ага, не нравится! – закричал наводчик.
Следующей за дрезиной шла бронированная платформа, откуда расчет зенитного малокалиберного «Эрликона» стрелял по самоходке. Борта у платформы были высокие, метра по полтора, скрывающие расчет по плечи. Эх, сейчас бы сюда шрапнель, только такие боеприпасы давно не производились.
– Осколочно-фугасный! – приказал Павел.
– Готово!
Павел поймал в прицел платформу и выстрелил. Борта платформы, как и броневагонов, имели толщину брони 20–25 миллиметров, защищавшую команду бронепоезда от пуль крупнокалиберных пулеметов и легкой артиллерии. Противостоять 100‑миллиметровому снаряду весом в пуд они не могли.
Разрыв получился объемным, после чего «Эрликон» больше не стрелял. По большому счету это малокалиберное, 20-миллиметровое автоматическое орудие швейцарского производства повредить самоходку не могло. Ее 120-граммовые снарядики с 4 граммами взрывчатого вещества для самоходки – что для слона дробина. Но повредить оптику прицелов они могли запросто, потому и поплатились.
Поезд медленно двигался по рельсам, а самоходка тряслась по шпалам, догоняя его. Башенное орудие последней башни стрелять не могло – самоходка была слишком близко.
– Вася, давай тупоголовый!
На самоходке было четыре типа снарядов: бронебойные остроголовые, бронебойные тупоголовые, обладавшие несколько большей бронепробиваемостью, осколочные гранаты и осколочно-фугасные.
– Готово.
– Иваныч, остановка.
Самоходка замерла. Павел навел прицел немного выше бортов платформы, в торцевую стену броневагона, и нажал на спуск.
Все бронебойные снаряды имели на донце трассер, и Павел увидел, как снаряд точнехонько угодил немного ниже крыши. И через несколько секунд увидел, как из пробоины пошел дым.
– Иваныч, вперед!
– Командир, мы от тряски на шпалах развалимся, ходовая не выдержит! – взмолился механик-водитель.
Он прав. Павел раздумывал. Ехать по рельсам вдогон – самоходку угробить можно. Съехать с рельсов и гнать вдоль путей – по немцам стрелять невозможно: они не на танке, нет поворачивающейся башни, а угол поворота орудия по горизонту всего 8 градусов. Да и съехав на грунт, они подставят себя под огонь пушек бронепоезда.
Павел искал и не находил выхода, упускать же такую добычу не хотелось.
– Командир, смотри вправо! – закричал водитель.
Павел приник к смотровым приборам командирской башенки. Прямо по полю, прямиком на бронепоезд неслись две самоходки. Из-под гусениц летела грязь, самоходки делали короткие остановки и стреляли. Ура, помощь пришла!
– Иваныч, обходи поезд слева!
Павел рассудил, что немцы заметили приближающиеся самоходки и все внимание переключат на них. Башня не может одновременно стрелять по обе стороны. Потому надо воспользоваться моментом.
Ревя мотором, самоходка перебралась через рельсы, нырнула с насыпи вниз и рванулась вперед. Вот она сравнялась с серединой поезда.
– Бронебойный!
– Готово!
– Иваныч, поворот направо и остановка!
СУ-100 круто развернулась и замерла. Самоходка влепила снаряд в бронированный бок пушечного вагона, который шел в десяти метрах от боевой машины. Удара с такого расстояния не выдерживал даже «Тигр».
Из вагона полыхнуло, стрельба прекратилась.
– Анатолий, бей по вагонам!
Выстрелы громыхали один за другим. Даже доворачивать гусеницами самоходку не приходилось – вагоны бронепоезда сами медленно проплывали мимо, подставляясь под выстрелы. Вероятно, были попадания и от двух других наших самоходок, поскольку дымили почти все вагоны.
Павел включил рацию на передачу и вызвал комбата.
– Да, мы видим бронепоезд и видим огонь. Только он все равно двигается, как заколдованный.
– Я в паровоз дважды стрелял, сам не пойму.
– Догони его, разбей первый вагон, бей по колесам, сбей с пути!
– Понял! – Павел отключился.
– Иваныч, газу!
Самоходка рванулась вперед, раскачиваясь на неровностях. Вот они почти поравнялись с зенитной платформой. Борта ее были разодраны, зенитное орудие сорвано с тумбы – кто-то из самоходчиков угодил. А впереди платформы – бронедрезина, из выхлопной трубы которой шел сизый дым и надсадно ревел двигатель. «Так вот почему поезд идет!» – дошло до Павла.
– Осколочно-фугасный!
– Готово!
– Иваныч, разворот вправо на 45 и тормози!
Самоходка крутанулась на одной гусенице и встала. Павел тут же выстрелил.
Тонкая, противопульная броня не выдержала попадания снаряда и проломилась. Внутри дрезины полыхнул взрыв.
Поезд прошел по инерции еще с полсотни метров и остановился.
– Иваныч, разворачивайся!
Самоходка взревела, развернулась, и Павел выстрелил по бронепоезду еще раз. По другую его сторону слышались хлесткие выстрелы других самоходок.
Внезапно стрельба прекратилась, зашипела рация: комбат спрашивал, все ли в порядке.
– В полном, командир!
– Прекращай стрельбу. Немцы с нашей стороны выкинули белый флаг, сдаются. Ты со своей стороны присмотри, чтобы не сбежали.
– Есть!
Павел приказал Василию взять автомат, сам тоже подхватил ППШ. Они открыли люки, высунулись из рубки.
В стенке вагона открылась дверь, и из нее выглянул немец.
– Цурюк! – крикнул Павел и угрожающе повел стволом автомата.
Немец скрылся в чреве вагона.
– Командир, ты чего – немецкий знаешь?
– Да как и ты, – слукавил Павел. – «Хенде хох», «хальт», «цурюк». По-моему, эти слова все фронтовики уже знают.
– Это больше в пехоте да в разведке. Я вот, например, не знаю.